Суть острова - О`Санчес

— Жить будете, ты и он, и все ваши родственники.

— Нет. Этого мало.

— Этого — мало??? Чаевых еще добавить, что ли?

— Отец не захочет под вас. Он никогда не будет вашим человеком, вашим данником.

— Не уверен. Смотря как и на каких условиях…

— Ты спросил — я ответил. Ради меня или внуков, быть может он и дрогнет, но вряд ли это повлияет на нужный вам результат в лучшую сторону.

— Мутно вещаешь. Хорошо, с другого боку: что ему предложить?

— Правду предложи. Если твоя правда ему подойдет — он согласится. Почует вранье — все засыплемся в непонятное.

— Все равно мутно. Яснее не можешь?

— Не могу. Сам не знаю. Но то что я тебе сказал — единственный рецепт. Я еще так понимаю, что из под палки на бирже много не наиграешь, там полет необходим, вдохновение.

Но уголовник не клюнул на эту удочку:

— За его вдохновением я бы к нему не пришел, таких творцов там битком набито, я ознакомлен с обстановкой. У твоего папаши холодное ремесло в кармане, его шансы — из всех самые надежные для нас, так что не свисти мне тут про полеты. Еще есть что добавить?

— Скажи ему правду — ответит правдой, и наоборот. Слушай, не трогай детей. Все равно ты этим от нас не добьешься, бесполезно. Тем более, что я в разводе.

— Кровные узы не разводятся, дружище. Но я учту твое мнение. Пойти, действительно, да поговорить, что ли, а то там… Будь добр, посиди смирно, без намордника. — Незнакомец, не поворачиваясь ко мне спиной, отошел к двери, стукнул в нее кулаком. Вошли трое, все новые, мне незнакомые: один с коротким карабином, двое с пистолетами. Никакой развязности в жестах, только лишь рвение. При их молодости и откровенно уголовной внешности — это о чем-то говорит. По-моему, я врубился, кто такой — этот Стивен. Похоже, тот самый знаменитый убийца Кутона, легенда уголовного мира…

— Ричард, так ведь? Ричард, сиди смирно. Парни, он мне пока нужен, но возьмется шуметь — отстрелите ему голову и яйца, убеждать ни в чем не надо. Если будет смирен — не отстреливайте ничего. Бдительность не терять, близко не подходить, в стиры не катать, баб не водить, с ним не разговаривать, мужичок из очень бойких. — Стивен осклабился в шутке, но трое парней не осмелились ее поддержать, только кивнули молча и серьезно.

По теории нашего бизнеса, было бы желательным расшевелить моих охранников, подключить их к беседе со мною, с тем, чтобы они постепенно теряли бдительность, а я набирался информации, которая в любую секунду могла бы обернуться для них и для меня в оперативную… Три ствола мне, пожалуй, вручную не заломать, тем более, что я уже слеггонца помят и деморализован, но, если бы удача пожелала вдруг улыбнуться… Почему бы и нет? — сил во мне пока еще достаточно, руки-ноги свободны… Подожду.

Да, вот так слепое упование на авось превращает нас в покорную игрушку для вражеских сил… Чего я сижу и жду? Что вернется этот Стив, с головой отца под мышкой, и выпустит мне кишки? Как, будучи в здравом уме, поверить в вероятность благополучного исхода событий? В то, что я вновь увижу детей, и небо над головой, и спидометр мотора, и дурацкое меню с завитушками в любимом кафе «Узалива», и похабную морду Бобби Бетола… За маленьким непрозрачным оконцем под подвальным потолком зашелестело вдруг, и я почуял дождь. Бабилон способен быть дождлив в любое время года, суток и урочности. Иной раз гуляешь, такой, вдруг навстречу по улице идет дождь и втаптывает все на своем пути в грязь и слякоть. Сразу хочется переломать ему, по выражению хунвэйбинов, все его собачьи ноги и пожелать ему, чтобы в будущей жизни он работал водой в сливном бачке унитаза. Но это невозможно, либо маловероятно, и в силу этого сразу начинаешь думать объективно: мол, он не виноват в том, что он осадок, пусть себе идет своей дорогой, где-то и солнышко не в радость… Ха!.. Ну-ка, выпусти меня живым под эту слякоть — да я ее обниму как родную мамочку, за пазуху соберу, в карманы натолкаю… Да только кто меня выпустит. Вот интересно: начнись пальба — она же через оконце слышна будет на улице? Хотя, если выходит оно во внутренний дворик — никто из посторонних ничего не услышит. А если, например, шальная пуля туда полетит, то, при этой толщине стен, какова вероятность…

— Соскучились? Как он?

— Молча сидел. — Уголовник этот, Стивен, смотрит на меня, я на него. Ничего не прочесть по лицу. Думаю, и наш физиогномист Мак Синоби черта лысого бы рассмотрел в этих зеркалах души. Самое время поинтересоваться у мужика: правда, ли что в день убийства он повстречался на ул…

— Не дрейфь, отсрочка. — Меня словно кипятком обдало после этих слов, и тут же следом — еще раз, от радости к ужасу, что я не правильно расслышал.

— Надолго?

— Может, и навсегда. Но и в случае удачного исхода событий — если попадешься на пути нашим ребятам, кому ты чавки намял, уж сам себя береги, наверняка они остались тобою недовольны. — Стивен чуть качнул головой, сопроводил взглядом и трое его парней поспешно вышли. Странно весьма — наблюдать в парнях такую нервозность и опаску, монстяра — конечно серьезный, в повадках и на вид, но никак не производит впечатление истерика и самодура… А они очевидно его боятся, даже в малости. Никаких вразвалочку, почти бегом!

— Что ж, есть душок в твоем папаше, есть… Коль скоро казни и похороны откладываются, давай разовьем деловую часть беседы. Сейчас мы вас отпускаем, временно. Либо разбегаемся навеки, как это и предусмотрено условиями только что заключенной сделки. Стоит вам оказаться вне пределах нашего гостеприимства — у вас могут возникнуть позывы нарушить взятые на себя обязательства…

— Какие именно?

— Разные, у отца спроси, я с ним заключал. Нарушать ничего не надо. Я предупредил, ты и отец — предупреждены, стало быть, этот пункт нашей с тобой беседы — завершен. Далее, в случае добросовестного исполнения принятых на себя обязательств, ты должен взять на себя организацию «уборки», то есть, сделать так, чтобы сегодняшние события не получили ни огласки, ни развития. Погаси весь негатив, в твоей фирме, среди охраны и близких…

— Близкие ничего не знают.

— А Яблонски? Мы знаем о его существовании, пусть он тоже будет бдителен на язычок, нам осечек и утечек не надобно.

— Ладно.

— Далее. Вполне возможно, что мои… коллеги и товарищи в душе остались недовольны моей мягкотелостью, и вполне вероятно, что недовольство их — оправдано, поэтому я не смогу себе позволить еще раз вступать с вами в переговоры и сделки по какому-либо поводу, убью без предупреждения и поименного перечисления всех тех, кого я решу убить. Это тоже тебе понятно?

— Да.

— Далее… Хватит. Надеюсь, ты не запомнил особенностей моей внешности, моего голоса, деталей увиденной обстановки, лица ребят, с которыми ты сегодня познакомился…

— Два лица — хорошо запомнил, — сказал я и вырубился от удара в солнечное сплетение.

— Острить не надо, потерпи до дому. В тебе мало выдержки, мужчина должен быть устойчивее на слова и язык. Можешь говорить? — Я кивнул. Да, ударчики у этого типа хоть на выставку… А я еще капитана Бореля хвалил…

— То же — словами.

— Да.

— Ты никогда не мечтал стать гангстером?

— Ни за что! — я даже помотал головой для убедительности, чтобы не быть заподозрену в подобной мерзости, — а почему ты спрашиваешь?

— Так… типаж сходен. Впрочем, детективное агентство не может не наложить свой отпечаток.

В дверь деликатно поскреблись, и через пару секунд в щель просунулась курчавая голова «Энди Уорхола».

— Порядок.

— А… благодарю. — И голова скрылась.

— Ричард, вон там, в углу, под бумагой, должны лежать твои вещи. Парабеллум вернем позже, когда договоренности будут соблюдены, не из страха, просто в знак… в знак… чего-то там в знак, сам придумаешь. Ты не против?

— А что — от того, против я или нет… — Я поймал его взгляд, и под ложечкой у меня все задергалось… — Ты же сам спросил?

— Это был риторический вопрос, коих следует избегать в серьезном разговоре, поэтому — да, моя вина, мой косячишка, так что дыши, не ударю. Видимо, от тебя болтовней заразился. Воротник поправь. Пойдем, проходи вперед, я провожу.

«Есть в твоем папаше душок, есть…» — Надо же, меня он этим блатным комплиментом не удостоил.

Первое, что я сделал, сев за руль, это включил зажигание. А второе — по трубке обзвонил всех задействованных и объявил отбой по всей линии. Кохену даже пришлось сказать условные слова, чтобы он убедился в добровольности моих распоряжений.

— Куда, пап?

— Ко мне, наверное… Езжай прямо, все прямо, там посмотрим…

Вижу, отец слегка отрешен, но вполне адекватен, спокоен даже… Спрошу.

— Как же они нас отпустили, пап? Дорого тебе это встало?

— Не знаю пока.

— Звонить будешь? Заявления писать?